если вам дурно от описания смертельных ран и страданий персонажей, читать дальше с особой осторожностьюНаступил октябрь, и Гил-Галад с замиранием сердца ждал возможности не только наконец поквитаться с бывшим герольдом за все хорошее, но и не дать ему расправиться с Исилдуром как ненужным свидетелем его преступлений. Они с Сауроном решили, что следить за Элрондом и его прихлебателями будет очень удобно из маленькой крепости Нуут-Аранк, построенной в великолепно защищенном природными преградами месте на западном берегу Андуина и практически незаметной в густых глухих зарослях. Не так давно им донесли о каких-то подозрительных перемещениях неизвестных на обоих берегах реки, и время от времени кто-то из обитателей крепости выходил на разведку, пытаясь понять, кто и зачем все-таки пожаловал в это малоизведанное и почти никем не населенное место. Мрачной и дождливой октябрьской ночью королю Нолдор не спалось, и он, одевшись во все темное и неброское, через подземный ход выбрался наружу, надеясь на то, что ему хоть сейчас улыбнется удача и он увидит кого-то из прислужников своего бывшего герольда — эльф подозревал, что это именно они отслеживают все перемещения отряда дунэдайн.
Он медленно и осторожно спустился к берегу. Постепенно заросли багульника стали реже, и в просветах можно было увидеть камыш; раздвигая руками мокрые от недавнего дождя ветки, он глянул вперед. Ему показалось, будто он заметил в темноте какое-то движение и вспышку яркого света, и он, стараясь перемещаться как можно более незаметно, повернул назад к зарослям, откуда благодаря своему острому эльфийскому взору наконец-таки смог разглядеть того, кто попался ему на глаза. Неужели?!
Осторожно пригибаясь и прячась за деревьями и кустами, он подошел чуть ближе, мысленно поблагодарив Айканаро за подарок — темный плащ, который трудно заметить в ночном лесу. Так и есть, он не обознался. Исилдур. Даже с Элендилмиром на голове — вон как светится. Что с ним произошло? Единственное, что однозначно мог понять Гил-Галад — его родич явно побывал в какой-то жуткой передряге. Даже в относительной темноте он смог рассмотреть, что тот едва держится на ногах, одежда на нем мокрая и грязная, оружия при нем, похоже, нет вообще, если не считать короткого меча — такой не поможет в серьезном бою. Совсем один, никого рядом нет. Проклятье, значит, Элронд все-таки устроил очередную пакость… намного раньше, чем они рассчитывали. Эльф лихорадочно соображал, что делать: прежде всего ему пришла в голову мысль осторожно окликнуть своего злосчастного родича, попытаться успокоить и отвести его за руку в безопасное место, другой вопрос — с кем он там потом встретится и что будет дальше, но это уже не столь важно. Главное — это не напугать его еще сильнее, ведь Исилдур считает его давно мертвым и с большой долей вероятности примет за каукарэльдо, да и наверняка недавно выбрался из серьезной переделки и поэтому будет в ужасе шарахаться от каждого куста.
*
Простившись со старшим сыном, Исилдур долго бежал прочь в сторону берега реки, однако даже Кольцо, позволяющее стать невидимым, не избавляло его от тягостного давящего страха. Он не был уверен в том, могут ли орки чуять запах крови, и это вселяло в него неуверенность: не идут ли они по его следу, ведь он наверняка оставляет на земле капли? Недолго думая, он остановился, осмотрелся, нашел укрытие, если таковым можно было считать два жалких дерева, и принялся поспешно, насколько позволяла раненая рука, стягивать с себя слишком тяжелую кольчугу, отбросил в сторону длинный меч и шлем с крыльями чайки, после чего оторвал длинную широкую полосу от плаща и кое-как наскоро перевязал рану. Если удастся добраться до безопасного населенного места, там можно будет найти помощь, а пока главное — это спастись. Страшные мысли путались в голове короля дунэдайн — временами он даже ловил себя на желании вернуться назад, к Элендуру; ведь его там убьют, как и остальных, ему оттуда не выбраться, а он, получается, родного сына на произвол судьбы бросил… И ведь он сам во всем виноват, сам привел на смерть и собственных детей, и Арандура, который всецело ему доверял, и своих воинов, хорошо еще, что Валандур сбежал невесть куда и не сказал никому ни слова, правильно сделал, может, он сейчас жив-здоров, не то что они… Выход был только один: перебраться на западный берег, даже если за ним гонятся враги, вода собьет со следа. Как и все нуменорцы, Исилдур превосходно плавал, и для него не составило бы труда переплыть холодную реку, но в этот раз он не знал, как сможет справиться с этой задачей — если бы его в бою по руке не полоснули… Однако ничего другого не оставалось, и он, собравшись с силами, все-таки вошел в воду.
В первые же мгновения он чуть было не пожалел о своем решении, поняв, что здорово переоценил свои силы — при малейшем напряжении рана тотчас дала о себе знать, и он, ощущая сильное онемение в левой руке, правой с невероятным трудом боролся с течением, сносившим его к югу. Однако Исилдур не собирался так просто сдаваться и решил действовать иначе — просто позволил себе плыть в бурной воде без особого напряжения, пока его не прибило к западному берегу, но тут случилось нечто непредвиденное: едва почувствовав дно под ногами, он заметил, что Кольца на его руке больше нет — видимо, оно соскользнуло с пальца в ледяной воде.
Поначалу он ощутил невыносимую горечь, словно утратил нечто в высшей степени ценное, однако это чувство внезапно сменилось совершенно противоположным — глубоким облегчением, как будто наконец-то избавился от тяжкого груза, который просто не было сил сбросить со своих плеч. Теперь осталось лишь одно — поскорее добраться до берега и отдышаться. Хоть немного передохнуть, может, даже попробовать поспать, иначе не будет сил идти дальше. Найти Фириэль и Валандила. Как странно и невыносимо жутко и больно было осознавать то, что теперь у него лишь единственный ребенок, а еще несколько часов назад было четверо — четверо сыновей, трое из которых были совсем взрослыми, двое погибли у него на глазах, а старшего он еще и прилюдно ударил, но даже в самый страшный миг не попросил у него прощения… сейчас Исилдур понимал, что будет теперь жалеть о содеянном до конца своих дней и, наверное, никогда не решится рассказать жене и младшему сыну о том, что натворил.
С трудом переставляя ноги и стараясь не упасть от усталости, он медленно пошел вперед, к зарослям кустарника и тут вдруг встретился взглядом с каким-то живым существом. В следующее мгновение он еще смог удивиться: на него смотрел не лесной зверь, не орк, не морадан, даже не Тхэсс или Мортаур, которых он считал виновными в этом нападении. Это был эльф с медового цвета волосами, выбивающимися из-под черного капюшона на голове; в руках у него был лук. Измученный, невообразимо уставший и ничего толком не понимающий король дунэдайн не успел сообразить, что происходит, как вдруг зазвенела тетива, и он ощутил два тупых удара в грудь и шею. Он даже не ощутил боли — лишь где-то в глубине гаснущего сознания мелькнула мысль о том, что это конец, он умирает…
Не помня себя от ужаса, Гил-Галад, который все это время следил за своим родичем из кустов и как раз собирался было его окликнуть, бросился вперед. Под его ногой треснула сухая ветка, и убийца, поняв, что находится со своей жертвой вовсе не один на один, вскрикнул от испуга и, резко дернувшись, кинулся прочь. Он успел сделать лишь несколько шагов и, зацепившись носком сапога за корень дерева, упал и растянулся на мокрой земле; капюшон плаща слетел с его головы, и этого мгновения королю Нолдор хватило на то, чтобы узнать того, кто стрелял в Исилдура. Несмотря на это, эльф оказался довольно шустрым; он с быстротой молнии вскочил на ноги и исчез в зарослях ежевики. У Гил-Галада даже не возникло раздумий относительно того, что делать теперь: у них еще будет время разыскать мерзавца — неужели он все это время был в сговоре с Элрондом? — а вот Короля Нолдор трясло от ужаса, он ощутил предательскую слабость, и — самое страшное — он не знал, есть ли у него хоть несколько минут, чтобы помочь Исилдуру. Звать на подмогу было некого, однако он не привык в минуту опасности полагаться только на других, благо обычно неплохо справлялся с трудностями сам.
Спасительный подземный ход, ведущий в тайную крепость Нуут-Аранк, был в паре шагов, непосвященным было трудно его заметить. Даже не зная, откуда взялись силы, Гил-Галад, не раздумывая, поднял своего бесчувственного родича на руки и кинулся к входу в их скрытое убежище. В голове была лишь одна мысль — только бы успеть, только бы дотащить его до крепости живым. Он еще успел заметить, что оставил Элендилмир — величайшую драгоценность дунэдайн — валяться в грязи там, где он соскользнул с головы Исилдура, но подумал лишь о том, что в такой страшный миг это всего лишь жалкая побрякушка, не стоящая внимания. В этот миг тучи слегка рассеялись, и среди них слегка блеснула луна, но эльфу показалось, будто она не светит, а рассыпается на осколки, словно разбитое зеркало.
*
Король Нолдор, казалось, утратил чувство времени и расстояния — он сам не осознавал, как умудрился добежать по полутемному тоннелю, да еще и с почитай что полутрупом на руках, до подвальной лаборатории Пятого, который больше всего на свете обожал всевозможные эксперименты и с ранней юности не представлял своей жизни без медицины. Из-за приоткрытой двери доносились голоса: Саурон, как удалось понять Гил-Галаду, по-прежнему на чем свет стоит отчитывал Эриона за то, что он нализался по самое не могу в компании Ульбара, отмечая его день рождения, а после этого из лаборатории незнамо как сбежали подопытные пауки. Услышав это, эльф ощутил что-то вроде проблеска надежды — все-таки два целителя куда лучше одного, может, и сотворят чудо? Пинком он распахнул дверь; внутри было светло от множества зажженных светильников.
— Ну вы и молодцы, — иронично улыбнулся майа, — они ж еще и плавают, и в лес побегут, будет Трандуилу отличный сюрприз. Еще если они и расплодятся… — начал он через пару мгновений, но не закончил фразу и, сосредоточенно сдвинув брови, повернулся к двери, сразу увидев эльфа.
— На тебя вся надежда. Помоги, — они обменялись быстрыми взглядами, объяснения им не потребовались.
— На стол, сюда. Скорее, а то он у тебя на руках умрет. Аккуратно, — отрывисто приказал Саурон, ловкими, уверенными движениями сорвал с раненого перепачканную кровью и грязью рубашку, швырнул ее на пол, пощупал пульс, приподнял веки, вгляделся в зрачки. — Пока еще жив, но сердцебиение очень дрянное. Какой придурок его так?
Эрион тем временем с тревогой наблюдал за побелевшим от страха Гил-Галадом.
— Тебе нехорошо?
— Не отвлекайся, — оборвал его Саурон, указав на раненого. — Вот кому нехорошо. А на нем ни царапинки, переживет.
Король Нолдор, с невероятным трудом подавив бьющую его дрожь, стиснул зубы и сделал глубокий вдох. Так, спокойно, спокойно, доверься мастерам своего дела, ты все равно в этом ничего не понимаешь, равно как и в работе с металлом… Однако то, что они обсуждали, повергло его в еще больший ужас. Он беспомощно переводил взгляд то на дверь, то на стену, но старательно отводил глаза от своего друга и родича с серым, как пепел, лицом и окровавленными синеватыми губами на столе рядом; растрепанная мокрая коса касалась недавно вымытого, но уже заляпанного грязью и кровью пола, глаза закрыты — кажется, будто уже все кончено. В уголке рта короля дунэдайн вздулся кровавый пузырек, и алая струйка потекла по подбородку.
— Плохо дело. Рана на шее выглядит жутко, но на самом деле это не столь опасно, если пробита только трахея, а крупные артерии и вены целы, в свое время нечто подобное было с Айканаро, только рана располагалась несколько ниже, тут просто обычная обработка и серебряная трубка вставляется, чтобы пациент мог дышать, — объяснил Черный Майа во всеуслышанье, обращаясь скорее не к Пятому, а к Гил-Галаду, чтобы тому не стало совсем плохо от неизвестности, благо Эрион и так отлично разбирался в медицине. — А вот вторая рана куда хуже — сам видишь.
— Тут, сдается мне, сердечная сумка может быть задета… — осторожно предположил Пятый.
— Ты разве анатомию не учил? От тебя-то такого не ожидал. Перепил вчера? На расположение раневого отверстия смотри, — жестко возразил Саурон. — Тут в самом сердце дыра, а не просто в его оболочке. Руки мой, быстрее. Нечего было пьянствовать, одна польза — весь спирт далеко не убрали, он нам сейчас потребуется. Мне вон тот поднос с инструментами подай.
Гил-Галад при этих словах почувствовал, что ему делается дурно; лишь усилием воли он заставил себя собраться с силами и спросить, есть ли надежда.
— Все очень плохо?
— Более того, безнадежно. Ничто уже не поможет, — с нотками безысходности в голосе ответил Эрион, которого, похоже, сильно удивило то, что пациент с откровенно смертельными ранами еще как-то задержался на этом свете.
— Если не ошибаюсь, ты у нас когда-то мечтал заполучить верховного короля дунэдайн себе на опыты, — Саурон внезапно совершенно неуместно усмехнулся, а Пятый в ужасе переменился в лице, поскольку даже не подозревал, что его повелитель в курсе того, что он, не подумав, сказал кому-то с глазу на глаз. — Радуйся, твоя мечта сбылась. В свое время у тебя был неудачный эксперимент с твоим слугой, надеюсь, вторая попытка поковыряться у живого человека в грудной клетке окажется более успешной. В этот раз я делаю основную работу, а ты — мой ассистент. Шевелись. Я тебе что сказал? Пилу для грудины доставай, мы вторую стрелу просто так не вытащим — тут маленьким разрезом не обойдешься, она в кости застряла.
Тот поднял на майа круглые от страха и удивления глаза, уже думая о том, что зря меньше двух лет назад ляпнул глупость — утаить что-либо от Саурона было еще более затруднительно, чем попытаться прыгнуть в жерло Ородруина и уцелеть.
— Да вы его не спасете с пробитым сердцем. Не стоит и пытаться.
— Заткнись и бери еще инструменты. Если даже мы предположим, что ты прав, то хуже ему уже не будет, тем более что он живучий, как и все твои соотечественники. Я давно заметил — где другой на месте бы умер, нуменорцы будут до последнего за жизнь цепляться, — майа, продолжая читать нотации подручному, одновременно с тем ловкими уверенными движениями обрабатывал рану на шее своего пациента; было видно, что для него это совершенно привычное дело.
Эрион полез за вторым ящиком с заранее прокипяченными инструментами; инцидент с пауками был уже забыт. Гил-Галад неловко попытался вытереть вымазанные кровью и грязью руки об одежду, с мольбой глядя на обоих; в глазах его блестели слезы. В лаборатории резко пахло спиртом — от этого запаха ему, как ни странно, немного полегчало.
— Сделайте хоть что-нибудь! Вы же мастера в этом деле!
Те склонились над полутрупом на столе, от каждого звяканья металла эльфа передергивало — он был далек от целительства, но примерно себе представлял, что к чему.
— Что сможем, то сделаем, — начал было Эрион и осекся, вспомнив, кто находится рядом с ним: спорить с Властелином он бы не решился никогда, даже если совсем не верил в успех.
Черный Майа распрямился, вспомнив о короле Нолдор, и на пару мгновений обернулся.
— Так, — от жесткого взгляда Саурона Гил-Галад буквально замер на месте, будучи не в силах сдвинуться. — Тебе лучше уйти. То, что ты здесь увидишь… я всю свою жизнь кого-то то убивал, то лечил и нагляделся на эльфов и людей с развороченными внутренностями, а вот ты можешь этого не выдержать. Крыша поедет от такого зрелища, тем более что это не чужой тебе человек.
Эльф поймал себя на мысли о том, что-то, с чем ему пришлось столкнуться сейчас, куда страшнее всех тех войн, в которых ему доводилось участвовать, но все же решил, что проявлять малодушие в такой жуткий миг было бы странно — все-таки Исилдур его близкий родич, он и так своим бездействием и нежеланием слушать других причинил ему много вреда.
— Нет, — твердо ответил он. — Мне хотелось бы точно знать, что у вас все получилось. Я не буду смотреть, что именно вы делаете — просто буду стоять рядом. К стене отвернусь.
— Ну, как знаешь, — пожал плечами майа. — Потом, если что, не жалуйся.
Впоследствии король Нолдор, пытаясь восстановить в памяти этот страшный день, понимал, что ему это не очень-то и удается — сознание сохранило лишь какие-то обрывки произошедшего, похожие на клочья растерзанной ткани. Более-менее ясно понимать, что происходит, он начал уже тогда, когда весь кошмар почти закончился, а он так и стоял, привалившись к стене и не отрывая глаз от Эриона и Саурона.
— Ну как? — решился спросить он, искоса поглядывая на пятна крови по всему полу и боясь услышать страшную, но вполне возможную фразу о том, что ничего не вышло — что, впрочем, и было наиболее вероятным исходом дела.
— Пока дышит, и сердце работает, — Пятый недоверчиво хмыкнул. — Не верю.
— Кажется, все, — выдохнул майа. — Как будто даже неплохо. Закрываем все разрезы.
Эрион тоже перевел дыхание, все еще не веря в то, что пациент с такими травмами пока жив.
— Если бы вы не настояли, я бы даже не стал и пытаться оперировать. На бьющемся сердце…
Саурон смерил его совершенно убийственным взглядом — Гил-Галаду подумалось, что Пятый лишь каким-то чудом не превратился в горстку пепла.
— И это мне говорит человек, который никогда не боялся даже самых безумных решений. Меня это сегодня, буду честным, неприятно удивило. Не думал, что ты можешь выдать нечто подобное. Мозги на место поставь, желательно побыстрее. Бинты давай. Это на тебя веселая попойка с Ульбаром так повлияла, что ты начисто утратил всю свою обычную самоуверенность? Верни-ка ее на место, да поскорее, пока от твоего бездействия кто-нибудь ненароком не крякнулся.
Окончательно закончив со скобками, швами и перевязкой, он выпрямился.
— Найду того, кто это сделал, — проронил он, — прибью его гвоздями к операционному столу, а потом вырежу ему самому сердце без обезболивания. Медленно и жестоко. Сначала вскрою ему грудную клетку этой самой пилой, — майа кивнул в сторону ящичка с использованными инструментами, — аккуратно, чтоб сдох не сразу, а после этого буду наслаждаться каждым мигом его предсмертной агонии. Я всех предупреждал, и слов я на ветер не бросаю.
Гил-Галад отошел от стены и отступил на шаг к двери.
— Я видел того, кто это сделал. Мельком, но видел и узнал. Он заметил меня и бросился бежать. Помнишь того эльфа, что приходил к тебе… Мне надо было выйти к берегу раньше и крикнуть Исилдуру, что я здесь. Тогда ничего бы не случилось.
— Олло?! — догадался майа. — Так это он? Вот ведь выблядок шакала и гиены! Он умеет стрелять из лука? Я прямо не верю, я-то думал, он и в стену моей крепости в упор не попадет! Себя вот только ни в чем не вини, ты-то никого убить не пытался. Если бы ты к ним вышел, этот ушастый долбоеб бы еще и тебя подстрелил, и было бы тогда у нас два трупа.
— Он самый, — подтвердил король Нолдор, с тревогой глядя на бесчувственного Исилдура. Лицо раненого было ярко-белым, словно лист самой дорогой харадской бумаги, и черные волосы только оттеняли эту белизну; покрывало, которое набросил на него Эрион, было перепачкано кровью.
— Долго, видать, в стрельбе упражнялся. У нас еще будет время поймать этого ублюдка и устроить ему веселую жизнь, — кивнул Саурон, добавив какое-то грязное ругательство на Черном Наречии. — Поверь, мало ему не покажется. Иди отдыхать. На тебе лица нет. За Исилдура не переживай, мы его сейчас устроим поудобнее и от него не отойдем, пока ему не станет хоть немного лучше. Крови не пугайся, с такими ранами какое-то время кровить будет, мы же ему грудную клетку вскрывали. С левой рукой вообще ничего серьезного, просто глубокий порез.
Тот повернулся — ему казалось, что собственное тело ему не повинуется — и медленно вышел за дверь, уже на лестнице вспомнив, что забыл закрыть ее за собой, но это уже не имело никакого значения. Поднявшись на второй этаж, он вошел в одну из комнат, где совсем недавно разговаривал со своим братом. Молча оттолкнув ничего не понимающего Келебримбора от шкафа, он повернул ключ, вытащил оттуда большую бутылку коньяка и, откупорив пробку, начал глотать его прямо из горлышка. Тот поначалу потерял дар речи, потому что даже не мог себе представить, что его выдержанный, воспитанный брат, который, в отличие от них с Маэглином, никогда не напивался и не сквернословил, способен на что-то подобное, потом нашел в себе силы спросить, что происходит.
— Ты что делаешь?!
Гил-Галад ничего не отвечал, обращая на Тъелпе не больше внимания, чем на неодушевленный предмет.
— Звездочка, ты хоть закуси, плохо же станет…
Тот поставил бутылку на стол, руки у него дрожали.
— Хуже, чем только что было, мне уже не станет. Отстань от меня со своей закуской, мне сейчас никакая еда в горло не полезет. Потом поговорим, — у него по-прежнему стояло перед глазами жуткое зрелище, но он из последних сил сдерживался, чтобы не разрыдаться. — Что я Элендилу скажу? Так и так, прости меня, не уберег я твоего сына?
Переведя дыхание, король Нолдор наконец нашел в себе силы кратко рассказать Тъелпе о произошедшем. Келебримбор подошел к брату, положил ладонь ему на плечо.
— Прекрати ты тут заранее убиваться, может, еще все обойдется.
Гил-Галад стряхнул его руку и снова отхлебнул глоток коньяка. Он устало прикрыл глаза, и его передернуло, как будто он снова пережил недавний ужас.
— Молчи уж лучше.
*
Чернота перед глазами медленно прояснялась, словно темная ночь постепенно сменялась предрассветными сумерками, а потом дневным светом; из нее так же медленно проступили очертания предметов — кажется, это была какая-то комната. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и, с трудом повернув голову, увидел рядом с собой какого-то человека — поначалу он не понял, кто это, но вместе с сознанием к нему вернулась боль, и он с пугающей ясностью вспомнил все, что с ним произошло. Сколько прошло времени, ночь сейчас или день? Похоже, что день — свет в комнате был дневной, а не от свечей.
Какое-то время, показавшееся ему вечностью, Элендур лежал не шевелясь, да ему и не хотелось даже пытаться шевельнуться — он боялся, что от малейшего движения ему станет только больнее. Человек у его постели, похоже, ждал, когда он окончательно придет в себя; старший сын Исилдура повернул голову — ему стоило большого труда поднять глаза на неизвестного, и в следующее мгновение он с пугающей ясностью понял, кто перед ним. Конечно, с течением времени его лицо изменилось, но тем не менее в нем по-прежнему можно было узнать того мальчишку, который когда-то играл с ним в дворцовом саду Арменелоса.
— Тхэсс?! — собственный голос показался ему чужим; он пытался осознать, что происходит и каким образом им довелось снова встретиться, да еще при таких обстоятельствах.
— Узнал меня? — почти радостно ответил тот. — Неужели помнишь, хотя мы с тобой последний раз много лет назад виделись?
— Помню… мы играли вместе. Тебя сложно забыть… как и твоего отца, — Элендур попытался хоть как-то сфокусировать взгляд на лице своего родича, хотя увидеть все вокруг четко и ясно ему удавалось лишь время от времени — его мутило, а перед глазами все расплывалось. Шевельнув рукой под одеялом, он нащупал широкую повязку.
— Я все-таки стал целителем, как хотел, — Тхэсс улыбнулся. — Плохо тебе? Да ты не бойся, у тебя внутренности почти целы, тот, кто тебя порезал, тебе их почти не зацепил — лезвие по верху прошло, неглубоко, наверное, тебя все-таки кольчуга спасла. Ничего, заживет.
— Спасла… конечно… ты издеваешься… кого из ваших рук дело? — говорить ему стало немного легче, и он решил попробовать все же хоть перед смертью докопаться до истины — может, так ему будет спокойнее умереть.
— Я не знаю, кто на вас напал, — голос полумайа был не то опечаленным, не то возмущенным — Элендур не мог понять, какие чувства владеют его родичем в этот миг, похоже, Тхэсс понял, в чем его подозревают. — Это точно не кто-то из наших. Мой отец строго-настрого запретил всем вас трогать. Никто не посмел бы ослушаться — ты сам знаешь, что он потом сделает с теми, кто не выполнит приказа.
— Где твой старший брат? Здесь?
Тхэсс отрицательно покачал головой.
— На востоке, в Найре — у нас сестра недавно замуж вышла, он там с ней сейчас.
Старший сын Исилдура внезапно все понял. Головоломка сложилась — он не зря сразу подумал, что это наверняка был жестокий план владыки Имладриса, а не сыновей Саурона.
— Не оправдывайся, — чуть слышно ответил он. — Даже не пытайся. Я уже понял, что это не вы с Мортауром… у меня с самого начала… было… такое чувство… это Элронд… он говорил, что хочет убить моего отца… отец видел, как он убил Гил-Галада… украл его кольцо и корону… я подслушал их разговор… с Линдиром… наверное, он понял, что я все знаю…
Тхэсс положил руку ему на лоб.
— Тихо. Все будет хорошо, ты обязательно поправишься. Элронд — мразь, от него ничего другого и ждать не приходится, он и моего отца чуть не убил. Не думай сейчас об этом.
Нуменорец прекрасно осознавал, что рана не просто дрянная, а смертельная, с распоротым животом не живут, и с ним случилось то, чего он как раз больше всего опасался. Умирать он будет долго и тяжело, особенно если учесть силу и выносливость людей рода Элроса и дунэдайн вообще, и он не мог взять в толк, зачем полумайа его успокаивает, словно несмышленое дитя, которое совсем еще ничего не понимает, и так глупо, неумело лжет. Однако выход все же был, пусть и очень страшный.
— Тхэсс, — прошептал он настолько тихо, что его родичу пришлось наклониться, чтобы разобрать слова. — Можешь выполнить одну мою просьбу? Я уже понял, что ни ты, ни твой брат в этом не замешаны. Я не ошибся, когда сразу подумал, что это не ваших рук дело, только мне от этого не легче… Сделай милость, убей меня. Пожалуйста. Я не хочу мучиться. Если уж ты целитель… сумеешь быстро, так, чтобы я даже ничего не почувствовал.
Полумайа отшатнулся с таким видом, словно Элендур его ударил или по меньшей мере грязно оскорбил; лицо его выражало ужас и омерзение.
— Ты что, свихнулся?! Ты что мне предлагаешь?! Чтобы я собственного кровного родича прирезал, да еще к тому же раненого и беспомощного?! Я всю жизнь учился у своего отца лечить других, а не убивать! Стану я руки марать чем-то подобным!
Старший сын Исилдура прикрыл глаза — у него было не слишком много сил для разговора, его знобило, рану невыносимо жгло, и он чувствовал, что вот-вот снова потеряет сознание, но в то же время он ощутил столь неуместную в такой миг неловкость — получилось, что он поступил с Тхэссом, который не сделал ему ничего плохого, напротив, попытался хоть чем-то помочь, не менее жестоко, чем совсем недавно с отцом.
— Ты нарочно хочешь, чтобы я подольше мучился, а вы будете этим наслаждаться? — он собирался произнести совсем другое, но вместо этого ляпнул очередную гадость.
Полумайа скрипнул зубами от злости и хотел было ответить грубостью на грубость, но сдержался — какой смысл гневаться на того, кто и так нахлебался всякого с излишком и теперь просто плохо соображает от жара, жажды и мучительной боли.
— Ты до завтра как-нибудь уж перетерпи, — он попытался придать своему голосу успокаивающее звучание, — понимаю, что тебе очень пить хочется, но пока нельзя. Так-то я сразу дал бы тебе хорошее лекарство, которое снимет боль и поможет уснуть, но придется временно обойтись без него.
Элендур, впрочем, понял его слова по-своему. Немного переждав, чтобы хоть чуть-чуть собраться с силами — малейшее напряжение отзывалось сильнейшей болью в свежей ране, он наконец медленно проронил:
— Да тебя, видать, отец твой не лечить людей учил, а намеренно издеваться. Ты же знаешь, что мне уже ничем не помочь, и еще хватает совести…
Тхэсс сдвинул брови в мрачном раздумье.
— Совесть мне не позволяет тебе должным образом ответить, потому что оскорблять человека в таком состоянии — последнее дело, пусть даже и он первым начал. Ладно, я чуть позже позову на помощь одного нашего общего родственника, надеюсь, он точно сможет тебя убедить в том, что ты неправ, а ты пока отдохни, тебе не стоит много разговаривать.
— Зачем ты лжешь?
— Я не лгу. Все будет хорошо. Я и не с такими ранами людей спасал. Это ты мне не веришь. Я понимаю, что тебе сейчас очень больно и страшно, но это пройдет, — он осторожно, словно боясь причинить Элендуру новые страдания, взял своего родича за руку, придвинул к себе табуретку и сел рядом с его кроватью. — Не нужно видеть во мне врага.
Некоторое время Элендур лежал совсем тихо, потом снова открыл глаза и настороженно взглянул на своего спасителя.
— Что это за место? Как я сюда попал?
— Нуут-Аранк. Западный берег Андуина. Его трудно найти. Совсем небольшая постройка, даже не могу ее крепостью назвать, на картах ее нет, хотя мой отец все-таки считает ее своей тайной крепостью. Как ты сюда попал — даже и не знаю, мне тебя ребята Маэглина принесли без сознания и говорят: там было какое-то жуткое побоище, ничего толком понять не можем, займись раненым. Я поначалу, буду честен, сильно испугался — одно дело все-таки чужих людей резать, когда даже имен их не знаешь, а совсем другое — родственник твой близкий у тебя на операционном столе. Ну ничего, справился.
Тхэсс заметил, что после этих его слов выражение испуга в глазах Элендура исчезло, он как будто сразу успокоился.
— Ну вот, все хорошо, — он снова улыбнулся. — Не будешь больше просить меня тебя прикончить? Уж поверь мне, я и пострашнее раны видел, и ничего, вытаскивал почти всех, у меня очень мало было тех, кто умирал. А теперь попробуй все-таки хоть ненадолго закрыть глаза и отдохнуть.
Элендур слегка сжал его руку.
— Я попробую. Не уходи.
ficbook.net/readfic/5017218/17960317